– Какого чёрта, о чём ты всё время мечтаешь? – спросила она. Но моего ответа она ждать не стала.
– У меня потрясающая идея. Я сменю себе имя. Теперь я буду Барбара, произносится как «Баубра». Звучит впечатляюще, не правда ли? Как жаль, что ты должна идти на работу в этот дурацкий магазин. Это будет портить нам весь стиль, – рассудительно сказала она.
– Почему?
– Да потому, что тут каждая девчонка работает в бакалейной лавке. Если кто-нибудь спросит, мы будем говорить, что ты учишься в колледже.
– Но кто может спросить?
– Те парни, которые будут крутиться вокруг нас. И помни, ради Бога, что, если ты попробуешь отбить у меня парня, я тебе устрою весёлую жизнь.
– Да не буду я у тебя никого отбивать, – сказала я, улыбаясь, радуясь широким рукавам моей новой блузки и думая о том, заметит ли он их, когда вместе с миссис Джентльмен вернётся домой.
– Сигарета, твоя сигарета, – крикнула я Бэйбе. Она оставила её на прикроватном столике, и теперь край столика потемнел от жара. В воздухе пахло жжёным деревом.
– Майн Готт! Что такое? – воскликнула Джоанна, врываясь в комнату без стука.
– Мой столик, мой самый лучший столик! – запричитала она, склоняясь над ним и рассматривая потемневшее место. Я залилась румянцем от стыда.
– Курение, девочки, здесь запрещено, – сказала она, на её глазах стояли слёзы, когда она выбросила сигарету в камин.
– Нам нужна будет пепельница, – заявила Бэйба, а потом бросила взгляд на маленький бамбуковый столик и опустилась на колени, чтобы заглянуть под столешницу.
– Он так и так уже пропал, весь изъеден червями, – сказала она Джоанне.
– Что ты имеешь в виду? – Джоанна часто задышала, словно собираясь взорваться.
– Шашель, точильщик дерева, – сказала Бэйба. Джоанна подпрыгнула на месте и сказала, что это невозможно. Но в конце концов Бэйба оказалась права, тогда Джоанна унесла стол из комнаты и выбросила его на помойку.
– Пожалуйста, девушки, не ложитесь на покрывала кроватей, они совсем новые, куплены на континенте, из настоящей шенили, – умоляюще попросила она нас, и я пообещала ей, что мы будем более аккуратны.
– Теперь у нас нет столика, – сказала я Бэйбе, когда Джоанна вышла из комнаты. – Ну и что? – спросила она, снимая одежду. – Он в самом деле был источен? – спросила я.
– Да откуда я знаю, – ответила она, обрабатывая дезодорантом свои подмышки. Её шея была не такой белой, как моя. Это меня порадовало.
Мы быстро собрались и отправились в неоновое великолепие Дублина. Я полюбила его куда больше, чем любила раньше солнечный день в поле. Огни, лица, движение машин, кипение толпы людей, куда-то всё время спешащих. Мимо нас прошла тёмнокожая женщина, одетая во что-то оранжевое.
– Боже мой, да они здесь разгуливают чуть ли не в исподнем.
У этой женщины были огромные тёмные глаза, с тёмными тенями под ними. Было похоже, что она выискивает в ночи и в толпе что-то пряное. Красота теней каким-то странным образом гармонировала с её резным кошачьим лицом.
– Но разве она не красива? – заметила я Бэйбе.
– Похоже, что её откуда-то откопали, – ответила Бэйба, переходя улицу, чтобы взглянуть в витрину кафе-мороженого.
Швейцар открыл дверь и придержал её для нас. Нам не оставалось ничего другого, как войти внутрь.
Мы заказали две большие порции мороженого. Оно было украшено дольками персика и взбитыми сливками, а сверху посыпано тёртым шоколадом. Из металлического ящика музыкального автомата в углу с нашим столиком доносилась музыка. Бэйба стала притопывать и поводить плечами ей в такт. Когда ящик замолк, она сунула в него монету и снова запустила ту же самую мелодию.
– Боже мой, наконец-то мы живём, – произнесла она. Она стала осматривать соседние столики в поисках одиноких парней.
– Здесь приятно, – согласилась я. Я в самом деле так думала. Наконец-то я нашла место, в котором я бы хотела быть. С этих пор я ни разу в жизни не уставала от толпы, огней и шума. Я убежала от тоскливых звуков жизни: от монотонного стука дождя об оцинкованный лист крыши курятника, от мычания коровы в ночи, рожающей телёнка под деревом.
– Мы будем танцевать? – спросила Бэйба.
Но за целый день у меня устали ноги, и я ей так и сказала. Мы отправились домой, а по дороге купили мешочек с жареным картофелем в магазинчике недалеко от нашей улицы. Мы шли по тротуару и хрустели чипсами, падающий сверху свет делал наши лица мертвенно-бледными.
– Боже мой, да у тебя вид умирающего туберкулёзника, – сказала мне Бэйба, протягивая чипс.
– У тебя тоже, – ответила я.
И в этот момент мы вспомнили стихотворение, которое учили наизусть много лет тому назад. Мы стали читать его хором вслух:
Её привезли из долины Мюнстера,Из чистого и целебного воздуха,Её, дочь Ормонда Уллина,Золотоволосую и голубоглазую.Её привезли в город,В котором она медленно занемогла и умерла,Так как чахотка не имеет состраданияНи к голубым глазам, ни к золотым локонам.
Люди на улице оборачивались на нас, но мы были чересчур молоды, чтобы обращать на это внимание. Опустевший пакет из-под чипсов Бэйба надула воздухом и хлопнула его рукой. Он взорвался с оглушительным звуком.
– Вот так я хотела бы взорвать весь этот город, – сказала она, искренно веря в это тогда, в наш первый вечер в Дублине.
Глава пятнадцатая
Стоял ясный весенний день, когда я отдёрнула пыльную кретоновую занавеску, чтобы дать лучам солнца проникнуть утром в понедельник в нашу спальню. Теперь, когда мы присмотрелись к комнате, она выглядела убогой. Линолеум на полу был вытерт, поэтому Джоанна купила оранжевый ящик и поставила его между нашими кроватями. Она прикрыла его полоской кретона, которая гармонировала с занавесями, но всё равно, даже крытый, это был всего лишь оранжевый ящик.
– Завтрак готов, – громко сказала она, постучав в дверь спальни. Бэйба всё ещё нежилась в кровати. Она сказала мне, что не пойдёт сегодня на первое занятие в колледж, так как мы накануне были допоздна на танцах и поздно легли спать. Комната была в совершенном беспорядке, повсюду на полу разбросаны наши вещи, а на туалетном столике уже был виден слой пыли. Но этот беспорядок был нам приятен. Мы были уже взрослыми и независимыми.
Я спустилась вниз и обнаружила Германа, лысого квартиранта, жующего едва прожаренный бифштекс.
– Это полезно для мужчины, – сказал он, улыбаясь и стуча себя в грудь, чтобы показать, какой он здоровый человек. Каждое утро и вечер он занимался физической зарядкой, и Бэйбе и мне приходилось слушать, как он считал вслух, поднимая в воздух руки и ноги и разводя их в стороны.